|   
 
  -> Материал ->
			НАРПИТ - как это было НАРПИТ - как это былоНАРПИТ — ПАРОЛЬ СЫТЫХСергей КРАПИВИН На кухне старой московской коммуналки однажды увидел грубоватую фаянсовую солонку с голубой вязью вдоль ободка: Нарпит. —  «Чья?», — спросил я у здешнего обитателя Сергея Плишкина, выпускника Плехановского экономического института, великого знатока советской торговли. —  «А ничейная! Полвека тут стоит. Думаю, кто-то  из жильцов по пьянке уволок из закусочной на Малоникитской» Какое слово изумительное — Нарпит. Увесистое и даже на слух сытное. Будто комок перловой каши в желудок провалился. Советский брэнд. Его даже поэтизировать пробовали. Четырежды сталинский лауреат Самуил Маршак в  «Приключениях Стола и Стула» так восхищался новым советским бытом: Вон столовая НарпитаДо полуночи открыта.
 Ты в окошко посмотри —
 Сколько столиков внутри,
 А на столиках клеенки
 И хрустальные солонки.
 Забежим на пять минут
 Поглядеть, как там живут.
 Вверх по лестнице парадной
 Потащился стол громадный
 И, войдя в просторный зал,
 Белым столикам сказал:
 Как живете? Как скрипите,
 Что хорошего в Нарпите? —
 Но столы со всех сторон
 Заскрипели: — Выйди вон!
 Что за дерзость!
 Что за стыд!
 Ты клеенкой не накрыт!
 Но что такое Нарпит в точном смысле? Большинство из нас, верно, и повода не имело задуматься.  «Ну, очевидно, вообще народное питание в СССР». А между тем, это была вполне конкретная организация: в 1923 году оформилось  (первоначально в Москве) паевое товарищество  «Нарпит». Примечательно, что родителем его, точнее учредителем, явилась организация с совершенно жутким именем Последгол — почившая Центральная комиссия по борьбе с послед ствиями голода при ВЦИК. В крестных Всесоюзного общества  «Нарпит» далее значились Центросоюз, ВЦСПС, Нарком прод, Наркомздрав и ряд других народных комиссариатов. Нарпит Последголович хотя и провоцировал безоглядную симпатию, словно горячий пирожок с капустой, однако начинку имел стальную. Мог быть кому отцом родным, а кому и отчимом. Питание тогда называлось народным, а кто у нас олицетворял народ?.. Совершенно верно: трудящиеся. Причем лозунг  «Кто не работает, тот не ест» подразумевал негласное уточнение:  «Кто не работает на большевиков». На рубеже двадцатых-тридцатых годов зачастую не имело смысла выспрашивать у человека, какую сумму в рублях ему начисляют на таком-то заводе или фабрике. Чаще интересовались тем, к какой конкретно столовой и распределителю он прикреплен. В этом плане столовая обувной фабрики имени секретаря ЦК ВКП  (б) и наркома путей сообщения Лазаря Кагановича, что на улице Мясникова в Минске, свидетельствовала об известном качестве жизни. О том времени мне рассказал старый минчанин Константин Иосифович Гержидович. Его удивительно ясная память сохранила многие картины довоенного быта. После окончания в 1932 году финансового техникума в Киеве я вернулся в Минск к родителям. В сентябре поступил на должность главного бухгалтера столовой фабрики имени Кагановича — будущего обувного объединения  «Луч». Штат бухгалтерии состоял из главбуха, бухгалтера и счетовода-калькулятора. Закрытая столовая минских обувщиков работала допоздна, чтобы накормить две производственные смены  (995 работников в 1933 году). Помещение было тесным, поэтому рабочие питались в строгой очередности по цехам, а выдача обеда растягивалась часа на три. При входе стояла будка кассира, которому первым делом протягивали продуктовые карточки, и тот вырезал талон на хлеб. Этот хлеб в фабричной столовой выдавался еще перед горячими блюдами. Саму же месячную продуктовую карточку люди получали в домкоме по месту жительства, в ней были талончики на нормируемые жиры, мясо, сахар, крупы. У столовой имелись два источника снабжения. С государ ственной базы нарпита поступали макароны, рыба, чай, соль. А из своего подсобного хозяй ства близ деревни Новинки  (площадь фабричных сельхозугодий в 1938 году составляла 325 гектаров) обувщики получали молоко, мясопродукты, а также картофель, капусту и другие овощи. Подсобное хозяйство было фактически одним из цехов: процентов 10-15 работников фабрики постоянно работали в поле и на ферме, жили в сельхозбараках под Минском. Благодаря их труду на первое регулярно подавались молочные супы из пшена, ячменной крупы или мучной затирки. В овощные супы шли капуста и свекла, реже — горох. Иногда щи и борщи заправляли не поджаренной на растительном масле мукой, а свиным или говяжьим жиром, но такое бывало не каждый день. Порционный кусочек мяса в суповой миске не полагался, а когда случалось, что бульон заваривали на говяжьих ребрах, то обрезь с них шла на котлеты. На второе каждодневно была рыба: треска, камбала, мойва, килька. Поступала она засоленная в бочках, приходилось вымачивать. Три раза в неделю готовили мясные котлеты, тефтели, гуляши, но наполняли их обычно не натуральным мясом, а субпродуктами — животными внутренностями. Особенно запомнились мне тефтели из говяжьего желудка — требухи. Блюд из порционного мяса типа отбивных фабричная столовая не готовила вообще. Полностью отсутствовали в калькуляции яйца. Гарниром обычно шла толченая картошка. Молоко или коровье масло в это пюре не клали, но если блюдо считалось мясным, то гарнир сдабривали соусом из поджаренной с луком муки. Помню, как готовили традиционный кисель. На пол ставили огромную кастрюлю с кипятком, и повар, помешивая деревянной лопатой, сыпал из бумажного мешка крахмал. Добавляли затем порошок пищевого красителя — имитатор клюквенного экстракта и сахарин. Когда крахмал отсутствовал, то заваривали жидкий чай и подслащивали его тоже сахарином. Цена первых блюд была от 16 до 28 копеек, рыбных вторых — 30-40, мясных — 35-50 копеек. В среднем, пообедать на фабрике можно было за рубль. Хлеб в калькуляцию не входил. При зарплате 60-90 рублей такой обед в закрытой рабочей столовой считался сносным, потому что, не будучи членом проф союза и не имея хлебной карточки, в Минске можно было пообедать только в коммерческой столовой. Стоило это уже рублей пять. Привилегией в фабричной столовой пользовались рабочие-ударники: проходили без очереди за особый стол, украшенный соответствующей табличкой и вазочкой с бумажными цветами. Перевыполняющим производственные задания полагался так называемый  «премиальный пирог» — квадратик картофельной запеканки с ливером. В целом ситуация с потреблением была такова. Рабочий-обувщик шил для Красной Армии сапоги из натуральной кожи, но лично ему выдавали талон на ботинки из брезента. Кроме того, что минский пролетарий выпускал промышленную продукцию, его же обязывали заботиться и о собственном пропитании. Однако мясо и яйца из фабричного подсобного хозяйства уходили неизвестно куда. В каком, все-таки, направлении?.. Об этом я узнал в феврале 1933 года, когда меня назначили бухгалтером подсобного хозяйства в Новинках. Моего предшест венника, человека по фамилии Александрович, арестовало ГПУ. Взяли его именно чекисты, а не милиция — за политически вредные высказывания. Приняв дела в хозяйстве, я обнаружил, что туши забиваемого скота увозятся на базу Минского центрального рабочего кооператива  (79 тысяч пайщиков в 1931 году).  «Для снабжения первоочередных объектов индустриализации», — туманно объясняли нам в парткоме. А для питания рабочих обувной фабрики оставались кости и внутренности животных. В удаленных от Минска Новинках мне, человеку молодому, было скучновато, и когда в том же 1933 году появилась возможность перевестись на должность бухгалтера закрытого студенческого кооператива при Белорусском политехническом институте, то я не преминул этим воспользоваться. Очень вовремя ушли, Константин Иосифович! Обнаружил я любопытный архивный документ — составленную для ЦК КП  (б)Б сводку НКВД о настроениях и слухах в рабочей среде. Говорилось в ней, что в конце 1934 года в подсобном хозяйстве обувной фабрики имени Кагановича была раскрыта  «троцкистская организация». Установили, что  «радист коопхоза  (беспартийный) систематически принимает по радио и транслирует через радиоточки иностранные радиопередачи — главным образом проповеди польских костелов». Да, миновала меня чаша сия, и потому мой опыт работы в довоенном нарпите — это не только рабочие и студенческие столовые, но и первый в Минске чисто советский ресторан. Вот соберусь с мыслями и как-нибудь  расскажу об этом подробно |